Курьер из Гамбурга - Соротокина Нина Матвеевна (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
А в этот пасмурный день, который круто изменил ее судьбу, беседа товарок вдруг показалась интересной.
– Сейчас мода на чепчики уже другая. Мы по старинке их тесными шьем, а сказывают, появился в столице важный французишка – тупейных дел мастер. Сей перухмахер волосы чешет и парики. Так вот он продает искусно сделанные женские головные подушки.
– Ну и что в этом нового? Чем женские подушки отличаются от мужских?
– А тем, что на них не спать, а под волосы подкладывать. Подушки эти очень умножают волосы, убирать их можно быстро и булавок меньше идет.
– Я думаю, что сейчас весь Санкт-Петербург к своим головам подушки приколет.
– А я о чем? Да разве этот чепчик на подушку налезет, – мастерица надела на кулак произведение своих рук и выразительно им повертела.
«Тоже мне – новость, – подумала Глафира. – Дуры вы дуры! На театре эти подушечки под волосы давно подкладывают. И у маменьки такая была, коричневой сеточкой обшита. А это когда еще было!»
Далее мысли соскользнули с услышанного и вернулись в привычное русло: «Это не они дуры, а я! Зачем сижу в этом доме, чего жду? Хотела ведь в актерки идти, но сыграла свою роль не на сцене, а в жизни. Так и пройдут твои лучшие годы за вырезыванием из шелка настурций и лилий. А ведь все было в твоих руках, и все прошляпила, гусыня безмозглая!»
В этот момент Глафиру поманил пальцем приказчик.
– Идите в свою светелку, там вас ждут.
Февронию заставили посетить Глафиру дела опасные и неожиданные. В дом ее опять явился полицейский солдат, но сам разговаривать не стал, отвел в участок. А тут в нее вцепились те самые, что приходили с обыском.
– Говорите всю правду, как на духу. Если скроете что, то разговаривать с вами будут в другом месте, – с угрозой в голосе заявил чернявый поручик.
Феврония судорожно перекрестилась и закивала головой.
– Знакомо ли вам имя Глафира Турлина?
Если бы Феврония подумала хоть полминуточки, то, конечно, созналась бы во всем. Зачем ей чужие грехи на свою голову? Но твердое «нет» само выпорхнуло, а потому далее бедная женщина только соизмеряла свои намерения с действительностью. Если чернявый и ушастый дознаются до правды, сможет ли она им потом заморочить голову? А почему нет? Вполне могло быть, что она не знала тайны своего постояльца. Приехал немец, документы его посмотрела и пустила на постой. Если в Шлосе даже масоны не угадали женщину, то и она вполне могла просмотреть очевидное.
Эти размышления помогли Февронии сохранить спокойствие и даже четко отвечать на вопросы, а отвечать надо было так, чтобы не было в лице и голосе признака страха и волнения. А что ей волноваться? Она ничего дурного не сделала.
И уже очутившись на улице, Феврония вдруг до полного ужаса испугалась мысли: а откуда поручику и капралу вообще известно это имя – Глафира Турлина? Ясное дело, они ее ищут. А если ищут, то найдут! Это мнимого Шлоса сыскать невозможно, потому что он исчез, испарился, как Дух Святой. А Глафира Турлина есть фигура реальная. И хоть живет она под чужим именем, и документов у нее никаких нет, Феврония все равно верила, что чернявый и ушастый ее непременно схватят, потому что сведения о ней они могли получить только от Озерова.
Эта пиявка толстая, ненасытная, так она называла своего второго жильца, давно был у нее на подозрении. За квартиру платит неаккуратно, ведет себя заносчиво, а ходит при этом всегда с таинственным видом и очень любит совать нос в чужие дела. Ужо сейчас она придет домой, и всю душу из него вытрясет. Наверняка негодница Глафира сболтнула ему лишнее.
Но вернувшись на каретный двор, она несколько поостыла и решила прежде поговорить с самой Глафирой. Внутренний голос подсказывал ей, что-то во всей этой истории не так. Одно ясно, дело обрастает новыми подробностями и полицейские роют землю вокруг обоих Шлосов, как заправские землекопы.
Разговор с Глафирой был трудным. В самих апартаментах кума запрещали повышать голос. Здесь привыкли к сдержанности, да и положение таинственной жилички призывало к тишине. Поэтому Феврония, выкрикивая ругательные слова, шипела, как змея. Господи, прости меня грешную. Ажно вспотела вся от напряжения. А Глафира все одно твердит: «Никаких откровенных разговоров с Озеровым не вела». А потом обнаглела и советы стала давать:
– Вы, тетенька, гоните его с квартиры, пока не поздно, потому что он шпион. Я это в самый первый день почувствовала.
Да как же его прогнать, если он за два месяца задолжал?
Расстались они плохо. Феврония была категорична.
– Вот что я тебе скажу, моя милая. Уходить тебе надо от кума Нестора Порфирьевича. Если тебя здесь найдут, то подведешь ты под розыск честных людей.
– Да куда же мне идти?
– Назад, в свою деревню Вешенки. Небось там тебя никто не съест. Три дня даю тебе на сборы. Тебе, правда, собираться, только подпоясаться. Но сейчас зима. Я сама тебе зимнюю одежонку справлю. Но помни, у меня на тебя бумага есть. Как только получишь наследство, я ее тут же по суду и предъявлю.
Глафира не стала спорить. Круг замкнулся. Мечтам о театре тоже не суждено осуществиться. Жизнь ее кончилась. И не надо выть в голос, потому что мертвецы обычно бесчувственны.
Феврония не пришла на третий день, записки от нее тоже не было. Глафира решила сама ничего не предпринимать. Если ей суждено быть арестованной – пусть. А чем жизнь в Сибири хуже, чем супружество с ужасным помещиком Барановым? Да и возьмет ли он ее бесприданницей? Остается только у Марьи в приживалках жить. Уж лучше арест.
Так размышляла она, стоя, как обычно у окна. Фонарщик давно совершил свой вечерний обход, и теперь свет в круглом фонаре сиял как диковинный цветок. Но сейчас не фонарь ее интересовал. Она ждала появления извозчика, который доставил бы Февронию. Предстоящий разговор уже не страшил. Добилась она своего, на Глафиру напало полное бесчувствие.
Вдруг в стекле возникло неясное отражение, отразился чей-то силуэт, мужской, вот что странно. Откуда мог появиться мужчина в ее комнате? Приведение, не иначе, подумала она с усмешкой, и вдруг узнала в посланце темных сил черты Степки Кокошкина. Перетрудилась ты, милая, на работе в мастерской. Мерещится шут знает что.
Не будем скрывать, она думала об этом молодом человеке, думала с обидой. Уж который раз он ее обманул! «Рассчитывай на мою помощь!» – все пустые слова. Лик обидчика, совершенно безмолвно проступивший на стекле, озадачил Глафиру. Она словно окаменела, и только голос заставил ее повернуться.
– Здравствуй, Глаша.
– Ты как сюда попал?
– Хозяин привел, Нестор Прохорович. А как до дома добраться, Феврония объяснила. Она мне все рассказала.
– Ну и что? – Глафира строптиво повела плечом. – Ты тоже считаешь меня преступницей?
– Да кто я такой, чтоб тебя судить.
– Жалеть меня пришел. Жалостливый, да? Что молчишь? Про заговор Феврония тоже тебе рассказала?
– Глупости все это. Не может быть сейчас никакого заговора. От добра добра не ищут.
– Твои бы слова да Богу в уши. Это ты в добре живешь, а я в постоянном страхе. Ты личико-то расслабь. Улыбку изобрази, как положено.
– Сесть можно?
– Да хоть ложись, если устал.
Степан осторожно примостился на крытом крестьянским ковром сундуке, спина прямая, взгляд напряженный. Кашлянул нерешительно, поискал глазами икону, перекрестился, вздохнул.
– Я Глаш, вот что тебе скажу. И гулять вокруг да около не буду. Погулял уже, хватит. Родители мои далеко, твоих вообще нет. Это я к тому, что сватов посылать некому. Я по нашему рассуждаю, по-деревенски. Я прямо тебе скажу, – он покосился на нее и выпалил: – Выходи за меня замуж.
Глафира поймала этот косой взгляд и фыркнула. Вот так же Добрый косился на нее, пытаясь угадать, что она дальше сделает – вскочит верхом или привяжет к ближайшей березе. Ты не конь, ты военный офицер. И нечего на меня коситься. Вид у Глафиры был совершенно неприступный.
– Я это не с бухты-барахты говорю, – продолжал Степан, напуганный молчанием Глафиры. – Я думал об этом. Ведь это сразу решение всех твоих бед. Будешь ты Глафира Кокошкина, и никто, ни масоны, ни заговорщики, ни полиция, тебя не сыщут. Со священником я договорюсь. Я уж и деньги на тайное венчание скопил.
